Лена, послушай, ты там под кроватью проползёшь и всё… Там так кровать стоит, что иначе никак!
А я буду в трусах выскакивать. И на свадьбу я из-за кровати выскочу…
Хорошо, всё поняла, сделаем, сейчас докрашусь и иду!
Всё это скороговоркой и на максимальной громкости, чтобы слышать друг друга, несмотря на громкоговоритель, из которого звучат последние согласования перед спектаклем. Елена Яковлева и Даниил Спиваковский, актёры трагикомедии «Бумажный брак», на ходу обсуждают с реквизитором изменения в расстановке мебели на сцене.
Елена подкрашивается, закуривает, отвечает по телефону и не выказывает никаких знаков волнения. На вопросы отвечает быстро, иногда слегка скашивает глаз, будто оценивая вопрос, на секунду задумывается, но потом откровенничает.
Беседа звезды российского театра и кино Елены Яковлевой с шеф-редактором «Пражского телеграфа» Натальей Судленковой заканчивается за десять минут до начала спектакля. Елена выходит на сцену и ослепляет блеском своего таланта. Вопреки сорванному голосу, усталости и непривычной расстановке реквизитов.
Вам наверняка часто говорят: «Вы — моя любимая актриса», да?
Мне это очень приятно. Я не кокетничаю.
Как-то в Праге мы беседовали со Святославом Бэлзой в одном из парков. И вдруг подходят к нему молодые люди и говорят: «Скажите, это Вы на самом деле? Это Вы? Это мы Вас видели?». У Вас бывает такое?
Да.
А как кого Вас узнают — как Настю Каменскую из сериала «Каменская» или Таню Зайцеву из «Интердевочки»?
Наверное, я счастливая артистка, потому что меня всё время называют по имени и фамилии, а потом уже говорят, в каких ролях я им понравилась.
Вы сами подбираете косметику для грима?
Да.
А из каких соображений исходите?
В первую очередь, надо вписаться в декорации, к тому же, есть костюмы, есть характер роли — всё это определяет характер грима.
Актёров в институте учат гримироваться?
Да, обязательно. У нас есть предмет «Грим», но он, в-основном, национальный – японцев, например, рисуем на себе, черты других народов. Скелет можем на лице нарисовать. То есть даются общие знания о человеке, его анатомии и мимике лица.
В представлении обычного человека актёр приезжает на гастроли с командой, где есть и гримёры…
Нет, я гримируюсь все время сама. И в театре тоже.
Не доверяете чужим людям?
Не в том дело. Это просто постепенное вхождение, углубление в роль. Мне гримёры могут просто что-то посоветовать, сказать, где добавить, где убрать, вот и всё.
Разговариваете ли Вы со своими героинями?
Нет. Потому что если я начну говорить со своим персонажем, то начну спорить. У меня есть свои представления, свои взгляды на то либо иное явление. Я с ними не разговариваю, я вместо них говорю. Ведь если я что-то читаю от её имени, то я должна прочувствовать это от её имени.
Я же не сумасшедшая, я прекрасно понимаю, что я – это я, а она – это она. Просто сейчас мне надо сделать так, как она это делает в жизни. А если я с чем-нибудь в ней не согласна, то, наоборот, должна себя убедить в том, что я должна поступить, так, как она, а не как я это делаю. Поэтому я не могу с ней разговаривать. Это она мне говорит, что мне нужно делать.
В книге об Анастасии Каменской о ней сказано, что её лицо можно загримировать под кого угодно. Значит ли это, что играть её должна актриса, которая может сыграть кого угодно?
Ну, знаете, здесь Маринина всё-таки приукрасила. Если внимательно почитать то, что она пишет о Каменской, то получается совершенно обычный человек с больной спиной и больными ногами. И лицо у неё определённое. Маринина сама себе противоречит.
Вы читали только сценарий «Каменской» или книгу тоже?
Когда я десять лет назад начала сниматься, то все книги читала — всё, что к тому моменту было выпущено.
Для чего?
Для того, чтобы понять её. Книга и кино очень отличаются. Можете себе представить, как было бы скучно зрителю смотреть, если бы Анастасия всё время хромала, еле вставала со стула с больной спиной и т.д.
Написать можно всё, что угодно. Но нам надо сделать так, чтобы на это было интересно смотреть. Причём, даже в тех условиях, в которые мы были поставлены – мало денег, мало времени и пр. Сценаристы не так внимательно читают книги, приходилось что-то по ходу съёмок добавлять, что-то самим сочинять, чтобы это было интересно.
Как получается, что невысокая хрупкая женщина выходит на сцену и держит крепкой рукой зрительный зал, не отпуская его ни на минуту?
Иногда не получается.
А Вы чувствуете, когда это получается? Как это чувствуется?
Это не объяснить. Иногда выходишь и сразу понимаешь, что можешь делать на сцене всё, что угодно, и всё будет прочитано. Но иногда возникает такое ощущение, что сидит в зале один человек-скептик, и тогда появляется чувство, что ему нужно доказать, что ты имеешь право всё это говорить на сцене, привлечь его внимание к себе.
Многие артисты после спектакля выглядят выжатыми, как лимон…
Ну, это замечательно! А сколько раз я видела, когда артист выходит после спектакля, и он абсолютно не выжат.
А у Вас бывает состояние, когда после представления ни рук, ни ног не поднять?
Это бывает в конце спектакля, но аплодисменты всё возвращают – уже за кулисами на крыльях летишь в гримёрную, счастливая, с цветами. Например, играли мы «Пять вечеров», где довольно плаксивый конец. И когда тебе женщины несут цветы с заплаканными глазами – это классно, правда же?
Они плачут, и ты такая же стоишь зарёванная, косметика стекает по щекам… И ни капли не стыдно, что они на тебя смотрят в этот момент, потому что они такие же. Значит, мы прожили одну жизнь, мы были вместе это время. И это опять даёт силы!
Приходилось ли Вам сталкиваться в театре с интригами и завистью?
Если об этом задумываться и обращать внимание, то, наверное, можно найти и косые взгляды. Поэтому я в театре просто так не болтаюсь.
Ваши знакомые актрисы поступают точно так же?
А у меня не очень много подруг в этой среде. Очень сложно дружить с актрисой. Может быть потому, что хочется узнать что-то новое. У меня хорошие отношения с коллегами, но если мы собираемся вместе, то мне хватает на общение часа, потом я уже знаю, что они могут мне сказать. А мне необходимо что-то новое.
О чём говорят артисты между собой на профессиональные темы?
Если они исполняют одну и ту же роль, то о проблемах в интерпретации, которые у каждого есть, но у всех разные. Если разные роли исполняют, то могут что-то подсказать один другому, если в хороших отношениях.
Есть ли у вас какой-то якорь, к которому Вы возвращаетесь, когда всё плохо?
Выходишь на сцену — и про всё забываешь. Вот и якорь. Все проблемы куда-то улетучиваются и кажутся не такими страшными.
