Татьяна Устинович – едва ли не единственный детский нейропсихолог в Праге. Детская нейропсихология как отдельное направление только развивается в Чехии. Поэтому в терапевтическом институте Actip наша соотечественница ведёт приём детей и одновременно преподаёт. О своей работе она рассказала «Пражскому телеграфу».
Вы не сразу пришли в детскую нейропсихологию, посвятив в довольно много времени клинической психологии. Как так получилось?
Сначала я закончила институт по специальности «Психолог. Преподаватель психологии» в Набережных Челнах. Но получив чисто теоретические знания о классической психологии, я с сожалением признала, что не стала тем специалистом, к которому может прийти на приём человек. Поэтому я поехала в Москву, поступила в Институт психотерапии и клинической психологии. Вооружившись после его окончания методиками, с которыми можно работать, эриксоновским гипнозом и методом символдрамы (психокоррекция путем обращения к подсознанию – ПТ), я с успехом начала применять их на практике в своем городе. Но с рождением второго ребенка наша семья столкнулась с проблемой в его развитии, у него была родовая травма. Начав искать специалиста, который мог бы мне с этим помочь, я поняла, что в Набережных Челнах его просто нет. Мне нужен был нейропсихолог.
Нейропсихология – относительно новое направление в психологии…
Это направление стало развиваться в 40-е годы прошлого века. Его основоположник Александр Лурия в годы Второй мировой войны занимался исследованиями ранений головы различной степени тяжести. У него была возможность наблюдать за тем, какие клинические проявления возникают вследствие нарушений той или иной зоны мозга. Детская нейропсихология как отдельное направление стало развиваться ещё позже. Это сейчас нейропсихологи есть почти в каждой российской школе, а 17 лет назад (именно столько лет сейчас моему второму сыну) такого направления ещё не было, поэтому мне опять пришлось ехать в Москву, обучаться клинической нейропсихологии.
Как в Вашей жизни появилась Прага?
Мой старший сын после окончания школы приехал в Чехию учиться программированию, мы не смогли его оставить одного и переехали всей семьёй вслед за ним. Найти работу по профессии без знания языка сразу оказалось непросто. Мне даже пришлось поработать няней в чешской семье. Мой подопечный был с особенностями развития, так что мои навыки нейропсихолога мне тогда очень пригодились. А потом я случайно вышла на институт Aktip, в котором работаю и по сей день. Наше основное направление – психосоматика. Основатель института, психиатр Ярмила Климова – один из ведущих чешских специалистов в этой области. За детское направление вот уже 7,5 лет отвечаю я: принимаю пациентов, преподаю, веду семинары для психологов, логопедов, педиатров.
К Вам в основном обращаются русскоязычные или чешские клиенты?
Практику я сразу начала с чешских клиентов, русские у меня появились совсем недавно. Поначалу было сложно. Несмотря на то, что я усиленно учила чешский, вести приём людей на чешском языке я была не готова. Первых трёх клиентов я помню до сих пор. Мне пришлось записать их детей с задержкой в 10 дней. И вот эти 10 дней я не спала, не ела, а учила специализированную чешскую лексику. Но всё сложилось хорошо, они мне даже помогали с языком и до сих пор посылают на праздники открытки и копии оценочных листов с «едничками» своих детей.
С какими диагнозами Вы работаете?
Если раньше приходили дети с нарушениями внимания, сложностями в школе, то сейчас мне пришлось изучить детскую неврологию. Ко мне приходят с детским церебральным параличом (ДЦП), синдромами аутистического спектра и Аспергера, различными нарушениями нервных систем при беременности и родовых травмах. Дети с речевыми проблемами, специфическими проблемами учения и поведения, проблемами психомоторного развития.
Аутизм сейчас очень распространён у детей. Так кажется из-за улучшения диагностирования или детей с аутизмом в самом деле становится больше?
За годы практики моё отношение к этой проблеме изменилось. Впрочем, и само название за это время изменилось тоже. Раньше это был аутизм – нарушение контактов и поведения. Сейчас это явление получило иное наименование – расстройство аутистического спектра. И теперь, как с вегетососудистой дистонией, под этот диагноз попадают все болезни, которым нет названия или плохо диагностированные. Ко мне часто попадают дети с давно поставленным аутистическим диагнозом, иногда я провожу нейропсихологические тесты и понимаю, что проблема совсем в другом. И трагизм ситуации заключается в том, что всё это время ребенка вели не тем путём.
Однако аутизм действительно растёт.
Почему?
Для меня это тоже ключевой вопрос. В последние годы мир настолько поменялся. Во-первых, экология. Есть ряд серьезных исследований, доказывающих, что тяжёлые металлы или пестициды увеличивают риск развития аутизма. Во-вторых, это биохимические и механические нарушения. Механические – это, например, травма при родах, кровоизлияние в мозг, биохимические – химиотерапия, лекарства.
В-третьих, под вопросом само понятие нормы. Экологические катастрофы, используемые консерванты, химические препараты, гормональные препараты. Произошел скачок в развитии цифровых технологий, и ребенка невозможно от этого оградить. Разве можно сравнить ребенка сегодняшнего с его ровесником 15-летней давности?! Рождённый естественным путем, вскормленный грудью малыш, который слушал бабушкины сказки, диаметрально отличается от того, кто родился через кесарево сечение, искусственно вскормлен, а сказки смотрит по телевизору. У него совсем другие пути развития мозговых структур, совсем другие зоны мозга отвечают за его взаимодействие с миром.
Я, например, выросла в Одессе, сами знаете, люди там постоянно общаются. А сейчас приходят в кафе влюблённые и сидят каждый со своим гаджетом. Может, они и общаются… виртуально. Так что, возможно, мы проходим какой-то новый этап эволюции, и то, что раньше считалось патологией, станет нормой.
Ну и, в-четвёртых, в последнее время ко мне часто приходят люди после сделанных прививок.
Но ведь теория о том, что прививки могут вызвать аутизм, была опровергнута…
Я столкнулась с противоположным. Ведь вакцинация предполагает введение ослабленных бактерий в организм человека, чтобы возник иммунный ответ, память на это заболевание. В мозге за иммунитет отвечает таламо-гипоталамический комплекс. У детей, родившихся с дисфункцией или нарушением подкорково-стволовых структур, при введении вакцины, особенно если речь идёт о комплексной прививке, может возникнуть состояние блокирования или стресса таламо-гипоталамического комплекса. Я специально изучала медицинские карты: вот ребенок до 8 месяцев нормально развивался, произносил слоги, в 8 месяцев была сделана прививка, а в 11 пошёл регресс, а часто – ухудшение состояния. Мне кажется, разумнее, если есть возможность, разделить комплексную вакцину на малые части.
Какие еще болезни часто принимают за аутизм?
Детскую шизофрению, алалию – отсутствие речи при нормальном слухе и интеллекте. Часто из-за алалии ребенок не идёт на контакт, потому что просто не может. Но он использует мимику и жесты, чего аутист делать не может. Ещё за аутизм выдается синдром дефицита внимания с гиперативностью (СДВГ). Хотя я, как нейропсихолог, говорю, что такого диагноза нет. Ведь что такое, например, часто сопровождающая СДВГ дисграфия? Нарушение письменной речи – это сложная психическая функция, в которой задействовано множество мозговых структур. Нарушение может возникнуть в каком-нибудь одном звене функциональной системы, а симптом будет один. Ребёнка начинают усиленно тренировать на письмо, а этого делать не надо.
А что надо делать?
Способность человека к обучению лежит в основе своей на трёх китах: вестибулярный аппарат, тактильные ощущения и проприоцептивная система – внутреннее осязание, группа сигналов, которая идёт от мышц и суставов в мозг, чтобы он понял, какие и сколько усилий ему нужно приложить, чтобы что-то сделать. Когда у ребенка развиты эти три системы, можно переходить на следующий уровень, где развиваются органы восприятия: слух, зрение и т.д. Затем развивается координация глаз-рука, самостоятельность, ориентация в пространстве. Но часто приходят подросшие дети, у которых первый уровень ещё не развит. Недавно у меня был 10-летний мальчик с дисграфией. После обследования я поняла, что там не развит вестибулярный аппарат. Когда я родителям сказала, что у меня в графике нет пока свободных часов для коррекционных занятий, и предложила им походить на детские площадки на карусели, они очень удивились. Но они пришли ко мне через полтора месяца и им терапия уже практически не нужна была. Мальчик «отработал» свой вестибулярный аппарат.
Какие еще методы в работе Вы применяете?
В работе с детьми мне очень нравится арттерапия и пескотерапия. Я согласна с Фрейдом, который считал, что всё, что происходило с нами от зачатия, вся информация хранится в подсознании.
Есть ли различия в российском и чешском подходах к лечению?
Я не согласна с российским директивным подходом назначения сильных препаратов, действие которых может даже до конца не изучено. Детям с неврологическими нарушениями назначают препараты, стимулирующие мозговую деятельность. Некоторые из них разработаны для состояния старческих деменций, но у детей иные мозговые процессы и возникает слишком много побочных эффектов. В то же время преимуществом России перед Чехией является комплексный подход к пациенту. Например, есть профессия хирург-гинеколог-онколог. В Чехии либо онколог, либо хирург, либо гинеколог. Педиатр осматривает ребенка 5 минут и не замечает, если что-то не так. Дети годами ходят к логопеду, но ни на ЭЭГ, ни к неврологу их не отправляют. А это часто необходимо.
Когда я переезжала, мне пришлось перевозить все свои материалы для работы, вплоть до элементарных кубиков. Здесь ничего этого нет.
Что вас вдохновляет в работе?
Успех, конечно. Например, четыре года назад ко мне приехала мама из города Градец Кралове. Она привезла 3,5-летнюю дочь в коляске с прогнозом, что девочка никогда не будет жить полноценной жизнью. Хотя даже точного диагноза не было, под вопросом был аутизм и ДЦП. Мы занимались 4 года. И сейчас у Патриции, так её зовут, есть проблемы со зрением и координацией, но в остальном всё нормально. И да, она ходит в школу с обычной программой, правда, для детей с нарушениями зрения. У меня бывают такие непростые случаи, неопределенные диагнозы. Но я верю: Бог тебе не пошлёт того ребенка, с которым ты не справишься. По крайней мере, ты сможешь его направить правильным путём.
Справка:
Татьяна Устинович закончила Институт управления в Набережных Челнах, по специальности «Психология», Институт психотерапии и клинической психологии в Москве. Обладает сертификатом Московского психолого-социального института по специальности «Нейропсихология детского возраста», сертификатом Научно-исследовательского центра детской нейропсихологии в Москве по специальности «Основы и методы нейропсихологической диагностики и коррекции детей с трудностями поведения и обучения». Проходила повышение квалификации по специальностям: нейро-лингвистическое програмирование; эриксоновский гипноз; помощь при возрастных и экзистенциальных кризисах; нейропсихология; психотерапия детей и подростков; семейная психотерапия; клиническая трансперсональная психотерапия.
Анжела Сикамова
